Наш контр-адмирал

С Зигмундом Ивановичем Жабко очно или заочно знакомы, наверное, многие минские автомобилисты. Во всяком случае, многие из тех, кто ездит за рулем, регулярно пользуются услугами предприятия, где он работает заместителем генерального директора. Это УП “Гаражи, автостоянки и парковки” Мингорисполкома. Но мало кто знает, что этот совершенно штатский по внешнему виду человек, который умеет четко решать многие сложные вопросы городского хозяйства, в прошлом прошел путь от простого матроса до контр-адмирала.
Прослужил Зигмунд Иванович Жабко на флоте 36 лет, из которых, по его примерным прикидкам, более пяти в общей сложности бороздил моря и океаны и оставил за кормой сотни тысяч морских миль. Именно этими трудными милями измеряет Зигмунд Иванович длину своей непростой жизни, а не годами — их он просто не чувствует и всегда остается бодрым и деловитым. За что и ценят его в коллективе и уважают друзья и знакомые. Активен ветеран военно-морского флота и в общественной жизни: он возглавляет Белорусский союз военных моряков.
Родился Зигмунд Жабко за пару лет до начала войны недалеко от Минска, в деревне Лесковка Воложинского района, в одном из красивейших мест Беларуси — на берегу реки Ислочь. Здесь и плавать научился, не подозревая еще в то время, что вся его жизнь окажется одним большим плаванием…
— В годы войны дети рано взрослели, — рассказывает Зигмунд Иванович. — Одним из моих первых самых сильных впечатлений, которое помнится до сих пор в мельчайших подробностях, было спасение жителей нашей деревни от фашистов. В то время гитлеровцы угоняли целые семьи в Германию. Кто-то из деревенских придумал, как избежать этой страшной участи. За деревней в лесу был большой овраг: его завалили деревьями, а под ветками вырыли землянки. Там и жили мы некоторое время, пока немцы шарили по окрестностям, выясняя, куда подевались жители. Несколько раз они проходили по краю оврага, и тогда матери зажимали рты маленьким детям, чтобы те, не дай Бог, не заплакали.
После освобождения в 1944 году отца Зигмунда Жабко призвали в армию, мать осталась одна с тремя детьми. Жили тяжело, голодно. На Ислочи стояла водяная мельница — мальчишки, после того как заканчивался помол зерна, щепочками отскребали с остановившихся жерновов остатки муки и относили матери. Та смешивала ее с отрубями и пекла, как казалось тогда ребятне, очень вкусные блины.
В округе еще многие годы стояли сожженные немецкие танки, валялись всякого рода оружие и боеприпасы.
— В то время настрелялся я на всю оставшуюся жизнь, — вспоминает Зигмунд Иванович. — Отец после войны вернулся из армии, где служил сапером, не скоро. Поэтому приходилось самому осваивать азы тяжелого крестьянского труда. Ходил в школу за семь километров — в Раков. Никогда не думал, что когда-нибудь далеко уеду из своей родной деревни. Даже в Минск впервые попал, только когда учился в восьмом классе.
Ну а после окончания школы вызвали молодого парня в военкомат, осмотрели на медкомиссии и постановили: быть Зигмунду Жабко моряком. Так решилась его судьба.
Кстати, из нашей не морской страны вышло немало моряков. Только на крейсере “Аврора” служили в разные годы почти 200 белорусов. Десятки тысяч наших земляков в бушлатах сражались на всех морях и многих фронтах Великой Отечественной. И после войны многие белорусские парни носили военно-морскую форму. Более 60 адмиралов родились в Беларуси, среди них более 20 — подводники.
Восемь месяцев постигал Зигмунд морское дело в “учебке” в поселке Мамоново, недалеко от Калининграда. Потом молодого матроса приписали к экипажу эскадренного миноносца “Спокойный”. Зачислили в команду боцманов, на которых были возложены обязанности поддерживать оборудование огромного по тем временам корабля в порядке и чистоте.
— Сколько раз чистил рынду — уже и не помню, — улыбается Зигмунд Иванович. — Работенка эта не из легких. Рында должна блестеть, как маленькое солнце. Еще ремонтировали такелаж, швартовые и якорные устройства. И, конечно, ходили в походы. Через полтора года службы отпустили меня в отпуск. Когда гордо шел в военно-морской форме по своей Лесковке, народ встречал меня почти как героя. Впрочем, из нашей маленькой деревни в двадцать домов на флоте служили, кроме меня, еще два парня. И ими сухопутная деревенская общественность сильно гордилась.
Когда служба матроса Жабко подходила уже к концу, вызвал его к себе командир миноносца и спросил, не хочет ли тот связать свою жизнь с морем. Ответил согласием. Дали направление в Калининградское военно-морское училище. Командир в матросе не ошибся: Зигмунд окончил учебное заведение с отличием.
И попал на эскадренный миноносец “Светлый”. Это был корабль той же серии, но уже со значительно более мощным вооружением и даже с вертолетной площадкой. Зачислили на должность помощника командира корабля.
— За шесть лет службы на “Светлом” где только не был, — вспоминает Зигмунд Иванович. — Три месяца бороздили холодные воды у берегов Новой Земли, на которой проходили тогда испытания новейших вооружений. Нам поставили задачу не подпускать близко к берегу корабли иностранных государств. Обстановка была почти что боевая…
Потом был поход длиной в девять месяцев в теплое Средиземное море. Здесь экипаж миноносца также выполнял крайне сложные задачи. Следили за самолетами 6-го американского флота. Приходилось постоянно находиться в полной боевой готовности. За это время только дважды заходили в иностранные порты.
— Как-то раз попали в сильный шторм. Миноносец болтало, как щепку. Но мы выдержали. А когда через некоторое время подошли к алжирскому берегу, увидели совершенно жуткую картину. На берегу валялись десятки огромных судов, некоторые из них, можно сказать, были просто порублены волнами. Прибрежные воды затянуты толстым слоем пролившегося топлива и нефти. Нечем было дышать — стояла страшная жара…
Еще в более серьезную передрягу попал корабль, на котором служил старший лейтенант Жабко, у берегов Исландии. Это происходило зимой, в десятибалльный шторм. На сильном ветру началось обледенение. Эскадренный миноносец покрывался толстым слоем льда и стал практически неуправляем.
Все леерные ограждения были срезаны, поэтому ходить по палубе практически было невозможно. Орудийные чехлы ветер унес в море. От обледенения ломались антенны связи. Гигантские волны серьезно повредили обшивку радиолокационной станции, куда стала поступать вода, ремонтировать ее пришлось в ледяной воде… Но самое страшное заключалось в том, что под все увеличивающимся весом наледи корабль мог вообще уйти под воду. Несколько суток экипаж не спал, мужественно борясь со стихией.
— В эти дни мы, молодые офицеры, получили уроки, о которых ни в каких учебниках не пишется. Их преподал нам командир. Он настолько грамотно управлял кораблем, что мы ни разу не повернулись бортом к огромной волне. Вдобавок установил связь со штабом и попросил разрешения встать на рейде у Рейкьявика. Там мы в течение двух суток сбивали лед и чинили оборудование. Командир корабля был награжден орденом Красной Звезды…
А командование заметило хорошо подготовленного капитан-лейтенанта Жабко и дало ему направление для поступления в Ленинградскую военно-морскую академию. Три года учебы пролетели незаметно. Писал конспекты, штудировал учебники. Но больше всего запомнились многодневные походы на ялах — на веслах и под парусом.
После окончания академии земляку-офицеру пришлось перебираться на другой конец огромной страны — Дальний Восток. Служил в Советской Гавани — на военно-морской базе, потом она была переформирована в Сахалинскую флотилию.
— Здесь служба также не показалась медом. Хотя был я в тот период штабным офицером, на боевые задания и в походы приходилось выходить не раз. Пожалуй, самое трудное и необычное задание получили осенью 1983 года. Тогда, помните, советским летчиком подполковником Осиповичем был сбит южнокорейский самолет “Боинг-747”. Он упал в море, и нужно было найти “черный ящик”, чтобы доказать, что пилоты зарубежного самолета сознательно нарушили воздушное пространство нашей страны и противовоздушная оборона действовала правильно.
Поиск “черного ящика” вели, как сейчас помню, 101 “вымпел”, кроме военных кораблей, и гражданские суда. Здесь же ходили американские, японские и южнокорейские корабли. Они стремились опередить нас. Мы все же нашли остатки самолета, который от сильнейшего гидравлического удара разлетелся на тысячи обломков. Поиски продолжались несколько месяцев, а осенью море на Дальнем Востоке, уточню, далеко не спокойное. И наконец моряки одного из тральщиков нашли “черный ящик”.
Устройство было отправлено в Москву для расшифровки записей переговоров. Хотя та поисковая операция проходила в мирное время, многие ее участники получили боевые награды. Капитан 1-го ранга Жабко был награжден медалью “За боевые заслуги”.
— Зигмунд Иванович, — перевожу разговор на другую тему, — неужели морская служба состоит из одних только трудностей? Говорят, без улыбки на флоте тоже нельзя…
— Моряки — действительно народ веселый. Без юмора в море трудно. Бывало, и не раз, смеялись мы до колик…
Припоминаю такой случай. Старшему помощнику командира эсминца Борису Нечитайло разрешили держать в своей каюте маленькую обезьянку. Звали ее Мики. Она была любимицей экипажа. Правда, основное время Мики проводила в клетке. Но однажды, когда старпом был на вахте, она каким-то образом выбралась наружу и стала бегать по офицерским каютам. Особенно понравилось ей разрывать подушки и подбрасывать вверх пух. Когда вернулись в свои каюты, увидели обезьяну всю в белых перьях… А как-то причалили мы к своей базе. Мики вышла на палубу и заметила, что по пирсу бегают собаки. Тогда она соскочила с борта на виду у собак и быстро залезла на стоящее рядом дерево. Собаки надрывались от лая, видя такую наглость. Они окружили дерево, думая, что таким образом отрезали обезьянке все пути к отступлению. Но Мики была совсем не дурой — она тут же перепрыгнула с дерева на ближайший леер. Собаки бросились за ней и… тут же свалились с пирса в воду. С палубы Мики корчила им рожи, а мы, офицеры и матросы, смеялись до упаду…
Еще три года Зигмунд Иванович служил во Владивостоке, потом еще шесть — на Камчатке. Последняя его должность — заместитель командующего флотилии подводных лодок. Нередко он и сам уходил в походы на одной из субмарин.
В 1991 году нашему земляку было присвоено звание контр-адмирал. Заметим, что он — единственный контр-адмирал, который сейчас живет в Беларуси.
В 1994-м ушел в запас… Прибыл в Минск и сразу поехал полюбоваться родной речкой Ислочью, в которой он в детстве ловил рыбу штанами и которая снилась ему в дальних походах. Вода в ней родниковая, холодная даже в самую сильную жару. И чистая: пить — не напиться. Как в детстве — из пригоршни… Пить до тех пор, пока от холода, а может, и от волнения не сведет горло. Кто же сможет не волноваться, вернувшись после многих лет такой трудной службы на Родину уже в чине контр-адмирала, оставив столько передряг за плечами?..
Зигмунд Иванович Жабко в тот же год вступил в члены Белорусского союза военных моряков. А в 2003-м был избран его председателем.
— В нашей общественной организации насчитывается сейчас более шестисот человек, — рассказывает контр-адмирал в отставке. — Главная цель союза — патриотическое воспитание молодежи, содействие идеологической работе в воинских частях и подразделениях. Особое внимание уделяем работе с допризывной молодежью. Хотя военными моряками эти парни не станут, но знать славную историю Отечества, в том числе и военно-морскую, наших Вооруженных Сил должны. Да и сами они живо интересуются тем, как воевали и служили их отцы и деды.
…Зимой Зигмунд Иванович горожанин — живет в Минске. Весной, как только начинает идти березовый сок, становится сельским жителем — перебирается в отцовский дом под Раковом. В свободное время, которого, конечно, у заместителя генерального директора крупного предприятия и председателя Белорусского союза военных моряков не так много, работает на земле.
И если в походах ему нередко снилась родная Ислочь, теперь ветерану ВМФ видятся в снах дельфины…
НА СНИМКАХ: З.И. Жабко (слева). 2004 год; подлодка на отдыхе; праздничный день; воспоминания о дальних походах. Автор: Владимир Самойлов