“Колымская амазонка” Леся Белоруска

На днях в белорусскую редакцию “Труда” пришла Елена Кобец-Филимонова, бывший председатель белорусской Ассоциации жертв политических репрессий, и предложила сенсационный материал о неизвестной белорусской поэтессе Лесе Белоруске, сгинувшей в колымском ГУЛАГе — воспоминания бывшего заключенного этого же лагеря Василия Малагуши.
— В свое время Малагуша написал воспоминания о Лесе Белоруске по моей просьбе, — рассказала Елена Григорьевна. — Лично я считаю эту талантливую поэтессу открытием ХХ века. Более того, я убеждена, что надо обязательно издать сборник ее стихов, и возвести памятник в ее родном городе Молодечно. Публикуя воспоминания В.Малагуши, мы разделяем убежденность в том, что имя и трагическая судьба нашей талантливой соотечественницы должны быть возвращены из небытия.
“Юность бескорыстна в помыслах своих, поэтому она наиболее глубоко охватывает мыслью и чувством правду”. Генрих Гейне
Справка Леся Белоруска (Лариса Морозова) родилась в городе Молодечно, по образованию педагог. Арестовали ее в 1937 году, обвинив в принадлежности к не существовавшей организации националистов. “Тройкой” НКВД была осуждена к 10 годам лагерей. Срок наказания отбывала так же, как и я, на Крайнем Севере, работая в основном на лесоповале.
Шел 1946 год. Пройдя несколько тюрем и лагерей, последние полтора года моего десятилетнего срока я отбывал в Северном Управлении ГУЛАГа, в женском лагерном пункте “Эльген”.
Мне давно не давала покоя мечта – увидеть собственными глазами этот таежный “остров колымских амазонок” за двумя рядами колючей проволоки, окруженный сторожевыми вышками.
Из многих отдаленных мужских лагерей, словно паломники в Мекку, брели сюда мужчины, отбывшие срок заключения… И те, кто не отбыл срок, но был гоним мучительной жаждой встретить кого-нибудь из своих – жену, мать, сестру, невесту, которых власть имущие на долгие годы заклеймили новыми словесными категориями – от чесирок (членов семей изменников Родины) до шпионок, диверсанток и прочих. Кого здесь только не было! Ученые, писатели, педагоги, общественные деятели, возглавлявшие различные организации и учреждения или состоявшие в родстве с расстрелянными “врагами народа”. И все это советские женщины, верой и правдой служившие своему Отечеству.
Первым делом я побывал во всех бригадах и бараках. К счастью, никого из близких не нашел. Зато познакомился с интересными людьми, среди которых оказались знаменитости – Евгения Гинзбург из Москвы, писательница Зинаида Тулуб из Украины, арестованная за свой роман о коммунистах “Людоловы”, а также Ядвига Беганская и Лариса Морозова из Белоруссии, литературная деятельность которых началась в ГУЛАГе, и многие другие.
Наслушавшись на приисках блатных и вульгарных песен, в которых женщина низводилась до прозвища “потаскуха”, я услышал в этом женском лагере песни самого высокого эмоционального накала. Особенно тронула меня песня “Тишина”, которую пели в женской бригаде лесоповала.
Я сразу упросил бригадира Елену Груббе записать мне слова этой песни. Она выполнила мою просьбу, но принесла не стихи, а краткий пересказ этой песни. На мой вопрос, как можно петь так слаженно сделанную прозу, я услышал ответ, что некая лесоповальщица Лариса, собирательница лагерной поэзии, где-то “подцепила” эту песню на белорусской “мове”. Когда я признался Елене, что имею некоторое отношение к стихотворству, она сделала мне своего рода “социальный заказ”: перевести эти белорусские строки на русские. Я тут же выполнил ее просьбу.
В жизни не встречал я такого одобрения моих “вершей”, когда через некоторое время услышал эту песню в той же бригаде на русском. Женщины не просто пели, они сделали из этого текста своеобразный спектакль. Самая молодая из них, помню, буквально еще девочка из Польши Регина Пожога с таким чувством передала детский крик, что повергла всех нас, слушателей, в потрясающее волнение. На оригинале текста было начертано посвящение погибшим лагерницам – Полине Мельниковой, Ляле Кларк и Асе Гудзь. Уже живя в Белоруссии и взяв в библиотеке книгу Евгении Гинзбург “Крутой маршрут”, я нашел на странице 380 описание гибели этих женщин…
А тогда медсестра лагпункта Евгения Гинзбург познакомила меня с поэтессой из Белоруссии. Тихая, задумчивая, необыкновенно обаятельная, она оказалась очень деятельным и мужественным человеком.
Стихи Леся писала, где придется – в перерывах на лесоповале, в ночью, когда все спали, при свете пылающих дров в печке-бочке… Писала на народном белорусском языке, начав и закончив свою литературную деятельность в заключении. К сожалению, оригиналы стихов пропали в лагере во время обыска, остались только те, которые я успел перевести на русский, авторизованные Белоруской. Евгения Гинзбург говорила мне, что готова написать письмо белорусскому правительству, чтобы обеспечили этому загадочному человеку, талантливой поэтессе, более человеческие условия: “Можешь себе представить. Не закончив никаких инязов, помимо академических обязанностей студента, за период учебы в педагогическом институте она овладела в совершенстве английским и французским. А в своей бригаде лесоповала, консультируясь у женщин-евреек, изучает иврит, да еще совершенствует родные языки”. – Почему “языки”? Разве родной язык может быть больше, чем ОДИН? – ввернул я вопрос. – Я отвечу тебе, Василий, анекдотом. Согласен? – Ну, как же, как же! – воскликнул я. – Был у одного еврея сын, жаждущий стать писателем. Поскольку таланту в захолустном городке было тесно, решили отправить хлопца в столицу. Провожая свое сокровище в дальнюю дорогу, отец-еврей произнес наставление: “Иди, мой сын, учись, пиши… и береги нашего великого русского языка!” Помолчав, Евгения Семеновна дала мне дружеский совет: “Одним словом, иди, Василий, на сопку в бригаду Елены Груббе, выпроси собранный Морозовой белорусский фольклор, переводи его на язык, понятный всем заключенным… и “береги нашего великого русского языка”!
Уже на следующий день я оказался в бригаде Груббе, Елена доверилась мне и предоставила моему вниманию все рукописи поэтессы. Они состояли из двух увесистых книг, исписанных мелким почерком Леси Белоруски. Первый труд – философский, второй – поэтический.
Она собирала фольклор среди белорусов, записывала песни, прибаутки, привезенные земляками с собой и рожденные в лагере. А я переводил все это на язык, понятный всем заключенным. Хоть я и закончил литературно-лингвистический факультет, но такими обширными знаниями, как она, не обладал. Она и критик, и философ, и поэт. С ней можно было говорить на любые темы. …Меня поразила своей высокой талантливостью книга Поэзии. В ней преобладала тема ностальгии по родному краю, любимой матери Белоруссии, и особое место было отведено “золотому детству” и “лучшему в мире городу Молодечно”.
Как бы предчувствуя свой скорый конец, в одном из своих стихов Леся высказала тревогу за будущее своей Родины:
Умереть боюсь… На кого и я оставлю родные города и веси, Мою матулечку Беларусь?!..
Этот стих оказался пророческим.
… Подходил 1948 год. Приближалась дата освобождения Леси. Она заканчивала работу над ее заветными двумя томами: прозы – “Сага о вечной мерзлоте” и поэзии – “Я – голос ваш” (с эпиграфом из Анны Ахматовой “Я – голос ваш, жар вашего дыханья”). Окончание срока незаслуженного наказания в застенках ГУЛАГа не принесло Ларисе Петровне той радости, которую обычно испытывает дождавшийся свободы заключенный. Всего за несколько дней до освобожденья она вдруг узнает, что ее возлюбленный, которого она денно и нощно мысленно боготворила и во имя которого приняла всю тяжесть подневольной жизни, еще в 1937 году был расстрелян. Измученная десятилетней лагерной жизнью, с подорванным здоровьем, Леся Белоруска не смогла перенести этого беспощадного удара судьбы. В январе 1948 года поэтесса добровольно (по версии В.Малагуши – Е. К-Ф.) ушла из жизни, замерзнув. Там и лежит она, “успокоенная вечной мерзлотой”.
23 марта 1997 г. Василий МАЛАГУША
Василий Андреевич Малагуша, будучи ассистентом кафедры русского языка пединститута в г. Николаеве (Украина), был арестован по необоснованному обвинению в 1937 году как “террорист и изменник Родины”. 10-летний срок наказания отбывал в тюрьмах и лагерях на Крайнем Севере. Портрет поэтессы выполнен белорусским графиком И. Лукиным со слов В. Малагуши и по его зарисовке. Реабилитирован В.Малагуша в 1983 г. После освобождения жил в г.Фрунзе (Киргизия), затем переехал в Минск. Умер в 2007 году.
Подготовила к печати Елена КОБЕЦ-ФИЛИМОНОВА
В ЛАГЕРНОМ БАРАКЕ
Ночь… Я дверцу печки-бочки открываю, Мне дарят свет горящие дрова. Я под поэмы забиваю сваи, Чтоб водрузить на них свои слова. Сябровки спят. И бригадир Елена (все же сотворенный мной кумир!) В колючих изгородях ЗЛА спит БОЛЬ Эльгена, С израненной душой немирный мир… А над тайгою зреют гнева гроздья, Возмездьем палачам грозя. … И кто-то в ноги забивает гвозди, и в голову… и вытащить нельзя. Я – вся в гвоздях, и я, и мои строфы. А на душе печальный благовест. Тайга кругом – как черная Голгофа, Людские судьбы – как распятья крест.
1947 г. Тайга. Лесоповал “Теплая долина”.
Труд-7