Для современных людей чистый человек — тот, кто каждый день принимает душ и пользуется дезодорантом. Однако такие представления в обществе были далеко не всегда.
Британская Times рассказывает о книге Кэтрин Ашенбург «Чистота: история мытья без прикрас», которая вскоре должна выйти в свет. Некоторые факты действительно впечатляют. Например, у французских аристократов XVII века чистым считался тот, кто каждый день менял льняную рубаху и поливал руки водой. При этом необязательно вода и мыло должны были касаться других частей тела.
У римлян в первом тысячелетии, чтобы называться чистым, нужно было потратить не менее двух часов на купание, отмокание и отпаривание в воде различных температур, счистить пот и масло металлическим скребком, а напоследок намазаться маслом — это делали ежедневно, в компании друзей, но без мыла. Мы с вами понимаем, что такое удовольствие было доступно далеко не каждому.
Невежество средневековья нанесло ощутимый вред человечеству. Опустошающие эпидемии охватили Европу и только в 1347-1350 годах унесли 25 млн. жизней. Негигиеничный быт тогда начинался с верхов власти, от правителей, и спускался вниз к простому люду. Дочь одного из французских королей погибла от вшивости. Даже аристократы не знали, что такое мыло и носовой платок, которым пользовались еще в Древней Греции. Графы и маркизы во время трапезы давали собакам лизать свои тарелки и снова принимались за еду из них же.
Прошли столетия, прежде чем человечество снова подружилось с водой, а баня стала общедоступной. Правители всех стран начали проявлять заботу о здоровье населения, бани и прачечные стали повсеместно и бурно распространяться. В царской России появился приказ об обязательном строительстве бань для населения (люда), а английский парламент даже издал специальный билль о постройке бань, прачечных и удешевлении стоимости воды. Чистота и опрятность вновь стали признаком культуры и обязательным атрибутом жизни населения.
Чистота в первую очередь определяется не с помощью взгляда или обоняния.
Патрик Зюскинд в «Парфюмере» пишет о зловонии европейских городов: «Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни — жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков.
Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов — луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял как и священник, ученик ремесленника — как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, а королева, как старая коза, и летом, и зимой».
Запах — это далеко не самая серьезная проблема. В каждой культуре ее понимают по-своему, выбирая некую золотую середину между неряшливостью и изнеженностью.
В большинстве своем наши современники считают, что до XX века люди особо не мылись. «Во время работы над книгой, — пишет Кэтрин Ашенбург, — мне не раз приходилось отвечать на вопрос, который задают с нескрываемым отвращением: «Разве от них не пахло?» Как говорил святой Бернар, там, где все пахнут, никто не принюхивается. Запах человеческого тела окружал наших предков повсюду, и они были привычны к постоянному аромату высохшего пота. Он был частью тогдашнего мира, равно как запах еды, цветов, мусора, соснового леса или навоза».
Кроме того, Кэтрин Ашенбург замечает, что еще двадцать лет назад в самолетах, ресторанах, гостиничных номерах и в большинстве общественных заведений держался устойчивый запах сигаретного дыма. Большинство из нас его не замечало. Но теперь, когда чаще всего в подобных местах курить запрещено, мы вздрагиваем от негодования, если кто-то курит в помещении. Обоняние способно адаптироваться и учиться.
«Нам, жителям современного Запада, — говорит Кэтрин Ашенбург, — определение чистоты кажется очевидным, универсальным и вневременным. В действительности ни одно из этих определений не соответствует истине. Чистота — это сложное порождение культуры, и ее понимание постоянно меняется».
Реклама учит мужчин, что они не продвинутся по службе без помощи мыла и дезодоранта, а женщинам постоянно напоминают, что никто не захочет заниматься с ними сексом, если не поддерживать тело абсолютно чистым. Неудивительно, что второй по популярности вопрос из тех, что задавали автору во время работы над книгой (почти всегда это делали женщины), был риторическим: «Как же они выносили секс друг с другом?»
На самом деле, никаких доказательств того, что рождаемость когда-либо падала по той причине, что люди слишком сильно пахли, не существует. И пускай нашим современникам трудно это принять, связь между сексом, отсутствием запаха и чистотой не всегда была такой, как теперь, и строить догадки на эту тему невозможно. Древние египтяне уделяли чистоте большое внимание, но и мужчины, и женщины обрабатывали гениталии духами, которые были призваны усилить их природный запах.
Наполеон и его супруга Жозефина были для своего времени весьма привередливыми людьми и каждый день подолгу принимали горячие ванны. Однако из военного похода император писал жене: «Я вернусь в Париж завтра вечером. Не мойся».
Что может быть более обыденным, чем взять кусок мыла и умыться? Тем не менее, умывание связано с одним из самых глубоко заложенных в нас чувств. Почти во всех религиях вода и чистота служат символами благодати, прощения и возрождения. По всему миру верующие совершают омовение перед молитвой — буквальное, как мусульмане, или символическое, как католики, опускающие пальцы в сосуд со святой водой при входе в церковь.
«Один из самых распространенных похоронных ритуалов — омовение покойного. Это действие лишено практического смысла, но имеет глубокое символическое значение. У иудеев последнее омовение — торжественный ритуал, в ходе которого представители похоронного товарищества поднимают тело и выливают на него двадцать литров воды. У других народов — японцев, ирландцев, яванцев — принято, чтобы труп омывали родственники или близкие соседи умершего. Все это означает, что забота об усопшем должна сделать его чистым перед последним путешествием к месту упокоения», — пишет Кэтрин Ашенбург.
В культурах, где групповая солидарность важнее индивидуальности, нагота вызывает меньше проблем, а необходимость очищать тело и избавляться от запаха не так необходима. Сообразно с тем, как меняются эти ценности, меняется и понимание слова «чистый».
Гигиена всегда была удобным «кнутом», позволявшим ударить тех, кто понимает ее «неправильно». Чужаков обычно считали более грязными. Так, египтяне были уверены, что сидеть грязным в стоячей воде, как греки, глупо. Американцы в конце XIX века поражались тому, насколько неухожены европейцы. В то же время, представителей некоторых народов воспринимали как подозрительно чистых — например, европейцы многие века относились так к мусульманам, которые старательно очищали тела и мыли гениталии. Мусульмане отвечали той же монетой, считая европейцев откровенно мерзкими.
Любопытен психологический момент, замечает Кэтрин Ашенбург. Устойчивая связь между грязью и виной, равно как между чистотой и невиновностью, укоренилась в нашем языке, если не в сознании. Мы говорим о «грязных шутках» и об «отмывании денег».
Понтий Пилат умывал руки, приговорив Иисуса к смерти, а леди Макбет неубедительно говорит после того, как подговорила мужа убить Дункана: «Немножечко воды все смоет с нас».
В любом случае очень важно вымыться вовремя — и в моральном, и в физическом смысле.
